Темные декабрьские сумерки опустились на землю. Тусклые фонари отбрасывали длинные тени на дорогу. Мы с дочкой стояли у окна и смотрели на снежинки, медленно кружащиеся в синих вечерних бликах.
Вечернюю тишину нарушил громкий звонок моего телефона.
– Алло, - сказала я в трубку.
– Мария Владимировна, здравствуйте, - раздался из трубки звонкий голос директора школы. – Звонили из следственного комитета, просят нашей помощи. Им нужен педагог-психолог для проведения следственных действий. Сможете завтра в десять часов быть в суде?
Городской суд находился в трехэтажном здании на окраине города. Я поднялась по серой лестнице на третий этаж. В коридоре меня встретил следователь Сергей Юрьевич. «Распорядок дня у нас такой: сейчас будет заседание, потом поедем в изолятор временного содержания, а потом – к нам», - сказал Сергей Юрьевич.
Двери зала суда открылись. Мы вошли внутрь и сели на деревянные скамейки. Вдоль правой стены, напротив окна, находилась большая клетка, прямо перед нами – небольшая кафедра, а за кафедрой длинный стол и черное кожаное кресло.
Следом за нами в зал суда вошли грустная женщина и немолодой мужчина. Они сели рядом с клеткой.
Что-то зазвенело за задней стеной клетки, дверь в стене открылась, и в клетку вошел невысокий подросток в наручниках. Конвоир снял с него наручники и закрыл дверь.
Подросток, назовем его Антон, стал разговаривать с женщиной. Я поняла, что это его мама, а немолодой мужчина – адвокат.
– Можно передать рисунок? – спросил Антон у адвоката.
– Рисунок можно, - ответил адвокат.
Антон достал из кармана сложенный во много раз листок и передал через решетку адвокату, а тот в свою очередь – его маме. Она развернула листок. Там простым карандашом был нарисован цветок и написано: «С Днем рождения, мама». Мама Антона убрала рисунок в сумку и заплакала.
В зал суда вошел пожилой сонный судья в черной мантии и сел в кожаное кресло. Следом за ним вошел молодой мужчина в брюках защитного цвета и армейских сапогах. Он встал за кафедру и начал быстро и равнодушно зачитывать материалы дела. Закончив читать, он удалился.
– Что у вас? - сонно спросил судья, глядя на следователя.
– Ходатайство, - сказал следователь.
Он быстро встал и так же быстро, скороговоркой, начал читать какой-то текст. Как не пыталась я понять суть дела, были понятны лишь отдельные слова. «Видимо, у них так положено, чтобы не занимать время судьи», - подумала я.
«Вы ходатайствуете о продлении срока задержании еще на месяц. А появятся ли у вас за это время новые материалы?» - спросил судья, как только следователь закончил свой скороговорочный доклад. Следователь ответил утвердительно.
– Сколько полных лет? - обратился судья к Антону.
– Шестнадцать, - ответил тот.
– На учете у психиатра состоите?
– На консультативном… Отпустите меня, пожалуйста. Я больше так не буду.
– Так говорил уже, что не будешь. Опять делаешь.
«Суд удаляется для принятия решения», - сонно сказал судья, ударил молоточком по столу и вышел из зала.
Через минуту вошел секретарь и равнодушно огласил решение: ходатайство следователя удовлетворить.
Через несколько минут мы со следователем ехали в машине, и я наконец-то узнала суть дела.
Антон постоянно попадался: то украл, то кого-то избил. Сергей Юрьевич предупреждал: «Еще раз попадешься - закрою». Родители пытались запирать Антона дома, чтобы не натворил еще чего-нибудь, но он убегал через окно (семья жила на первом этаже).
Последний раз Антон в компании еще двоих подростков стоял у магазина. Было девять часов вечера. Мимо проходил двадцатилетний молодой человек. Один из подростков-хулиганов сказал: «Чего это ты в коротких штанах по щиколотку?! Такие можно только хулиганам носить, а ты не похож на хулигана». Они избили молодого человека и отобрали телефон и наушники.
Антона, поскольку ему было уже шестнадцать лет, арестовали. Остальные двое, пятнадцатилетние, не были задержаны, но дела на них завели.
Мы подъехали к мрачному серому зданию с решетками на окнах. У ворот уже стояли мама Антона и адвокат. «Попав сюда, даже взрослые мужики плачут, - сказал адвокат. – Посидит сейчас немножко, глядишь, образумится».
Через некоторое время нас пустили внутрь. На входе забрали все вещи. Конвоир проводил нас в камеру, которая находилась в самом начале длинного коридора. Как только мы вошли, дверь закрыли на ключ. Это была рабочая камера, разделенная решеткой на две части. Антон уже находился на той стороне. Следователь открыл папку и стал доставать оттуда документы, много-много листов, и на каждом мы все ставили свои подписи: Антон, его мама, адвокат и я.
– Принеси, пожалуйста, салатику, - жалобным голосом сказал Антон маме, когда мы уже уходили.
– Не знаю можно ли здесь. Сейчас спрошу.
Нас выпустили в длинный коридор.
– Можно ему салатику принести? - спросила мама Антона у конвоира.
– Да конечно, можно, - добродушно ответил тот.
Мы с Сергеем Юрьевичем сели в машину. «Сначала за ними заедем, а то у них маленький ребенок», - сказал следователь.
Когда мы подъезжали к дому второго подростка-хулигана, Сергей Юрьевич позвонил кому-то и сказал: «Мы подъезжаем, выходите». Через несколько минут к машине подошла женщина с маленьким ребенком и подростком, они сели на заднее сидение, и мы поехали в следственный комитет.
Дальше опять было много бумаг и много подписей.
А потом следователь отвез женщину с ребенком и подростком обратно домой, а меня - на станцию.
Темные декабрьские сумерки снова опустились на землю. Я ехала в электричке домой. В голове крутились события прошедшего дня: хулиган-подросток за тюремной решеткой, жестоко избивший молодого человека только за то, что на том были брюки по щиколотку, и жалобно просившийся у судьи домой; изолятор временного содержания и добродушный конвоир; следователь, подвозящий нарушителей на своей машине.